ПАРИЖ – ЦЕНТР РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗА РУБЕЖОМ

В 1925 г. храм и земли были освящены в честь св. Сергия Радонежского, покровителя Московской Руси; в том же году открылись семинария и Богословский институт. Весь комплекс стал известен под названием Сергиевского подворья. Он действует и по сей день, хотя после второй мировой войны уступил свою лидирующую роль семинарии св. Владимира в Соединенных Штатах. Митрополит Евлогий был номинальным главой этого учреждения и постоянно осуществлял надзор за его деятельностью. Его заместитель, епископ Вениамин, был назначен ректором, а роль интеллектуального и духовного лидера была отведена декану отцу С.Булгакову. Среди преподавателей были выдающиеся ученые как духовного звания, так и миряне — С.Булгаков, И.Лаговский, С.Безобразов, Г.Флоровский, А.Карташев, Г.Федотов, В.Ильин, Н.Лосский, Б.Вышеславцев, Л.Зандер, Н.Кульман, П.Ковалевский и П.Чесно-кор, а позднее — К.Мочульский и В.Вейдле (некоторые впоследствии приняли монашеский сан, как например, С.Безобразов, принявший имя Кассиана и ставший деканом после 1945 г.).
Учебный план, образцом для которого послужили программы Дореволюционных духовных семинарий и академий, включал следующие дисциплины: Ветхий и Новый Завет, догматическая теология, патристика, всеобщая история церкви и история русской церкви, история церкви на Западе, литургика, философия, логика, церковнославянский, латинский и греческий языки, теория церковнопения. На третий год существования семинарии и института, в 1926-1927 гг., состоялся первый выпуск семинаристов — 19 человек. 20 студентов обучались на втором курсе и 23 (и два вольнослушателя) на первом.
«Хотя сегодня эти цифры могут показаться слишком скромными, очевидно, что Сергиевский институт помог сохранить и подготовить кадры, взявшие на себя основную тяжесть интеллектуального и духовного лидерства в русской церкви за границей (достаточно хотя бы вспомнить имена таких деятелей послевоенной поры, как отцов А.Шмема на и И.Мейендорфа). Семинария и институт, преодолевая большие финансовые трудности, возникавшие, несмотря на щедрость Всемирной христианской студенческой федерации и ИМКА, преданность самих эмигрантов, сыграли также свою роль в сохранении русской культуры в диаспоре».
Интеллектуальное воздействие Свято-Сергиевского института не ограничивалось обучением будущих священников. Семинария и институт обеспечивали интеллигенцию и ученых скромными пособиями, которые позволяли продолжать научную и педагогическую деятельность, что шло на пользу всей эмиграции и способствовало популяризации русской культуры за рубежом. Семинария и институт также финансировали издания, которые внесли заметный вклад в русскую культуру и науку. Главный религиозный журнал эмиграции «Путь», выходивший под редакцией Н. Бердяева, не был органом института, однако большинство его авторов были преподавателями института, и он сыграл чрезвычайно плодотворную роль в развитии русского богословия и религиозной мысли.
Собственным изданием Института св. Сергия была «Православная мысль», которая печатала специальные исследования по богословию и проблемам, непосредственно связанным с жизнью церкви, например по литургике и гомилетике. Для более широкой аудитории институт издавал так называемые листки дидактического и апологетического содержания, продолжая традицию публикации брошюр и плакатов, осуществлявшейся Троице-Сергиевой лаврой и другими монастырями дореволюционной России.
Под покровительством Института св. Сергия публиковались книги, написанные его преподавателями, тем самым внося вклад в русскую историографию и религиозную мысль.
«Становлению и закреплению в культуре русского зарубежья многих принципов и ценностей, непривычных для русской культуры XIX в., страдавшей от политической и духовной цензуры, идеологических гонений, атмосферы официального единомыслия и т. д., способствовала давно сложившаяся атмосфера западноевропейского культурного плюрализма, составлявшая естественный фон и контекст развития русской культуры за рубежом. Поэтому культура русского зарубежья противостояла организуемой монистически и централизованно советской культуре как плюралистичная, аморфная, стихийно саморазвивающаяся, многомерная в социальном, политическом, философском, религиозном, эстетическом и других отношениях».
Эти привходящие, но принципиально важные обстоятельства становления и развития зарубежной русской культуры как культуры массовой российской эмиграции предопределили многие особенности культуры русского зарубежья в XX в.
Во 2-й половине 20-х гг. в Париже были выстроены церковь общества галлиполийцев во имя преподобного Сергия и церковь преподобного Серафима Саровского, храм в Кламаре под Парижем, церкви в Бийанкуре, Медоне, Шавиле, Аньере, Пти-Кламаре, Клиши, Севре, Лилле, Лионе. Позже, в 30-х гг., воздвигнут был храм в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем, на кладбище при "Русском доме" — пансионате для престарелых эмигрантов, храм был расписан художником А. А. Бенуа, в нем отпевали многих русских, чьи имена вошли в историю.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
После революции принципиально важным оказалось то, что объединяло и сближало деятелей русской культуры за рубежом: они чувствовали себя полномочными представителями и продолжателями всей многовековой русской культуры (в некотором смысле даже единственными и последними, поскольку не признавали за лидерами Советской России и поступившими на службу к большевикам русскими интеллигентами права представительствовать в мире от лица русской культуры). Русские эмигранты с полным основанием считали себя ответственными за сохранение национального культурного наследия от большевистского варварства, от уничтожения и забвения.
Не подлежит сомнению, что значительная часть эмиграции прежде всего ее идейные лидеры, пережили возрождение глубокого интереса к религии и церкви. Религиозные институты нуждались как в материальной, так и в духовной поддержке. Многие изгнанники обратились за утешением и в надежде сохранить свои культурные традиции и свои обычаи к Русской православной церкви. Они стали относиться к церкви с большим уважением, чем прежде, стремились помочь ей распространить свое влияние в социальной, материальной и культурной (прежде всего, в области образования) сферах. Многие стали сторонниками идеи привнесения религии в повседневную жизнь и жизни, т.е. заботы о мирянах, в церковь. Этот лозунг формулировался как «христианизация жизни». Разумеется, эти устремления встречали определенное сопротивление. Как мы видели, этому способствовал и раскол, произошедший внутри самой церкви в изгнании, — раскол, коренившийся как в противоречиях относительно юрисдикции церкви в эмиграции, так и в разных взглядах на место и роль церкви в Русском Зарубежье.
Несмотря на эти противоречия в эмигрантской церковной иерархии, роль религии и церковно ориентированных теорий в эмиграции резко возросла. В то время как в Советской России церковь оказалась оттесненной на задний план, ее идейное влияние практически было сведено к нулю, интеллигенция Русского Зарубежья поставила православие в самый центр своих идейных и культурных представлений. Семинария и Институт св. Сергия стали активным и новаторским научным центром, публикации которого помогли русским исследованиям в области теологии и истории церкви получить широкий резонанс в зарубежных научных кругах. Многое из того, что было создано и опубликовано до 1939 г. под эгидой Института св. Сергия и западноевропейской митрополии .русской церкви, дало импульс к научному изучению Русского Зарубежья в наши дни продолжает оказывать воздействие на культурные процессы на родине, в России. Образование Русского христианского студенческого движения, его общественная деятельность, работа в области образования и печатного дела помогли многим эмигрантам вернуться в лоно церкви, придали особое, православное, звучание развитию общественной и политической мысли. Таким образом, церковь в Русском Зарубежье сумела занять видное место в интеллектуальной жизни эмиграции, способствовала сохранению культурных и национальных традиций. Она участвовала в выработке планов социальных, экономических и культурных изменений, которые могли представлять интерес для всего мира, а в будущем - и для России. «Поддержав усилия английского протестантизма по сближению христианских церквей и достижению экуменического взаимопонимания, западноевропейская митрополия русской церкви в изгнании утвердила свое значение в христианском мире. В результате русская церковь перестала быть в глазах западноевропейских христиан чем-то примитивным, сверхконсервативным, замкнутым и связанным по рукам и ногам традицией. Этот новый образ, без сомнения, еще более прочно утвердился после недавних усилий в области экуменического диалога, предпринятых Московским патриархатом».
Подобным образом и социализм, органически присущий христианству, получил благодаря деятелям русской эмигрантской церкви свое дальнейшее идейное и практическое развитие и сыграл значительную роль в том успехе, которым христианский социализм стал пользоваться в мире после окончания второй мировой войны. Наконец, он вовлек православно мыслящих мирян в процесс интеллектуального диалога с западным христианством.
И в самом деле, последовательное противостояние принципам новой, советской культуры (пролетарскому интернационализму, атеизму и материализму, партийно-классовому политико-идеологизированному подходу, селекционной избирательности по отношению к классическому культурному наследию, диктаторским методам руководства и контроля) позволило деятелям русского зарубежья сохранить в течение всего XX в. многие традиции русской классической культуры XIX в. и неклассической культуры Серебряного века, в том числе национальный менталитет, общечеловеческие и гуманистические ценности, традиции идеалистической философии и религиозной мысли, достояние как элитарно-аристократической, так и демократической культуры без каких-либо изъятий или тенденциозных интерпретаций и оценок, не ограниченное никакими запретами и предписаниями политическое, философское и художественное свободомыслие. Любой группе эмигрантов свойственно сохранять и поддерживать традиционную роль своей церкви. Однако модернизация общественной роли церкви и активизация ее идейной жизни, которые имели место в Русском Зарубежье, отнюдь не являются типичной чертой всякой эмиграции.
По понятным причинам исследования художественного наследия русской эмиграции, творчества отдельных художников (как, разумеется, и поэтов, писателей) в советский период нашей истории если и велись, то втайне, без огласки, поэтому о выставках такого искусства не приходилось и думать. Ныне книги и статьи об эмиграции и ее культуре появляются чуть ли не ежемесячно.
Но при этом, материалов о самом главном для русских эмигрантов в Париже – о русской православной церкви, об этом духовном стержне, помогавшем в нелегкие годы перемен, не так много.
Какими бы ни были их прежние политические и общественные идеалы, все эмигранты потеряли стабильные основы и смысл своей жизни. Лишь немногие из прежних общественных ценностей уцелели в огне революции и гражданской войны. Монархия утратила свою притягательность (за исключением жалости к судьбе последнего императора и его семьи), показав неспособность предотвратить хаос и сохранить верность своего народа. Либеральные и социал-демократические программы продемонстрировали свое бессилие, поскольку не смогли не допустить насилия, перевернувшего Россию до основания. Общественные потрясения разрушили те моральные ценности, которые сплачивали русское общество, они породили зверства одних людей по отношению к другим, себе подобным.
И, как будто этого горя потерь было недостаточно, первые шаги русских в эмиграции сопровождались материальными и физическими трудностями, осложнявшимися весьма сдержанным, а иногда и открыто враждебным приемом, который им оказывали бывшие союзники, власти и жители зарубежных стран.
Для многих эмигрантов именно возрождение веры явилось источником утешения и внутренней силы, необходимой для того, чтобы пережить тяготы изгнания и заполнить пустоту, возникшую после утраты прежних идеалов. Для большинства русских эмигрантов вера ассоциировалась с русским православием. Однако обращение к православию означало признание церкви как центра и средоточия повседневной жизни. Разумеется, это означало также восстановление традиций, хотя условия эмиграции заставляли отказываться от строгих старых обычаев и искать новые формы организации церковной жизни.
Будущее покажет, найдут ли эти достижения применение на родине. Судя по некоторым признакам, это представляется вполне возможным. Если так произойдет, это может иметь глубокие последствия для развития русской культуры, а быть может, и русской общественной жизни. Это будет ценнейшим Даром Русского Зарубежья для новой России.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Вл. Мосс. Православная Церковь на перепутье (1917-1918). СПб.: Алетейя. 2001.
Гудзенко А. И. Русский менталитет. М., 2003.
Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М. ТЕРРА. 1993.
Кондаков И.В. История культуры России. М., 2003.
Прот. Владислав Цыпин. История Русской Церкви. Т.9. М., 1997.
Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919 – 1939. М., 1994.
Регельсон Л. Трагедия Русской Православной Церкви. 1917-1945. Париж, 1977.
Русская культура за рубежом: хрестоматия. Минск, 2003.
Харламова Т.И., Дмитриев А.Е., Максимовских Л.В. Конспекты по истории русской культуры. М., 2001.

Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919 – 1939. М., 1994.
Прот. Владислав Цыпин. История Русской Церкви. Т.9. М., 1997.
Русская культура за рубежом: хрестоматия. Минск, 2003.
Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919 – 1939. М., 1994.
Кондаков И.В. История культуры России. М., 2003.
Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919 – 1939. М., 1994.












2