Анализ работы Ницше «По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего»

Грустью и отчаянием дышит последний 296-й афоризм работы, где философ сам признается в том, что описывал в ней то, «что начинает блекнуть и выдыхаться», подобно «удаляющимся и исчерпанным грозам и желтым поздним чувствам. Мы увековечиваем лишь то, чему уже недолго осталось жить и летать, все усталое и дряблое! И только для ваших сумерек, мысли мои, написанные пером и кистью, только для них есть у меня краски, быть может, бездны красок, пестрых и нежных, целых пятьдесят миров желтых и бурых, зеленых и красных пятен – но по ним никто не угадает, как вы выглядели на заре, вы, внезапные искры и чудеса моего одиночества, мои старые любимые – скверные мысли!» [3].В таком же ключе написан и стихотворный эпилог, символизирующий несбыточность надежд Ницше, так долго ожидавшего своих друзей, ставших теперь не более, чем друзьями-видениями и призраками. Единственным гостем на пиру философа оказывается лишь Заратустра .Критика книги «По ту сторону добра и зла»Когда вышел труд «По ту сторону добра и зла» (1886), сразу названный критиками «динамитом», он кардинально дистанцировал Ницше от всех немногочисленных оставшихся друзей-читателей. К Ф. Овербеку Ницше писал следующее: И вот же просьба, старый друг: прочти ее всю от и до и воздержись от чувства горечи и отчуждения – «соберись с силами», всеми силами. Твоего благоволения ко мне, Твоего терпеливого и стократно испытанного благоволения – если книга окажется Тебе невмоготу, то, может статься, это не распространится на сотню частностей! Может статься также, что она послужит тому, чтобы прояснить в чём-то моего Заратустру, который оттого и является непонятной книгой, что весь восходит к переживаниям, не разделяемым мною ни с кем. Если бы я мог довести до Тебя в словах моё чувство одиночества! Ни среди живых, ни среди мертвых нет у меня никого, с кем я чувствовал бы себя родным. Это неописуемо жутко, и только то, что я изловчился сносить это чувство и с детских лет постепенно развивал его в себе, внушает мне уверенность в том, что я еще не конченый человек. – В остальном задача, ради которой я живу, лежит передо мной в полной ясности – как некий factum неописуемой скорби, но просветленной сознанием того, что в нём таится величие, если только задаче смертного было когда-либо присуще величие .Овербек ничего не ответил на это письмо. Эрвин Воде также промолчал. Мальвиде фон Мейзенбург (которая придерживалась идеалистических взглядов) Ницше вообще запретил читать его книгу. Якоб Буркхардт похвалил книгу в плане ее «исторических прозрений». Похвальный отклик на книгу пришел также из Парижа от И.Тэна. У Брамса она вызвала «живейший интерес».Редактор бернского издания «Бунд» И. В. Видман писал: Те запасы динамита, которые были использованы при строительстве Готардской дороги, хранились под чёрным предупредительным флагом, указующим на смертельную опасность. – Только в этом смысле говорим мы о новой книге философа Ницше как об опасной книге.В письме к Ф. Овербуку Ницше, прося прочитать книгу до конца, Ницше восклицает: «Если бы я мог довести до Тебя в словах мое чувство одиночества! Ни среди живых, ни среди мертвых нет у меня никого, с кем я чувствовал бы себя родным. Это неописуемо жутко, и только то, что я изловчился сносить это чувство и с детских лет постепенно развивал его в себе, внушает мне уверенность в том, что я еще не конченый человек». Эти фрагменты передают всю гамму психологических, экзистенциальных нюансов состояний обнаженного, лишенного эстетизированных покровов, одиночества философа . Болезнь, таящая смертельную угрозу, предельно остро, ежесекундно ставит перед Ницше экзистенциальную проблему смерти. Ницше определяет как дерзкую, ужасающую, невероятную, и категорически неприемлемую, мысль Гомера о том, что, согласно решению богов, смерть стала «служить песнью» потомствам людей – мы страдаем и гибнем. Чтобы у поэта не было недостатка в сюжетах.Ницше анализирует собственные «меланхолические» мысли, приходящие к нему при осмыслении того факта, что смерть есть «близкое будущее», ожидающее людей. Ницше сравнивает смерть с ненасытным океаном, уверенным в своей добыче. Ему доставляет истинное удовольствие и радость констатировать, что несмотря на то, что смерть проявляется как «единственная достоверность и общность», смерть, тем не менее, не имеет почти никакой власти над людьми, не чувствующими себя «братьями во смерти», и вообще не желающими думать о смерти. При этом Ницше категорически отвергает все попытки лишить человека «права на смерть», препятствовать самоубийству, полагая, что такой запрет – это жестокость. Так, в случае, когда старец терпит медленное истощение и разрушение, самоубийство выступает, с точки зрения Ницше, как «вполне естественное и напрашивающееся само собою действие», возбуждающее наше уважение как «победа разума» на манер старейшин греческой философии или римских патриотов. Этим объясняется столь парадоксальная интерпретация Ницше древнего мифа о ящике Пандоры, «ларце счастья» (заворожившая позднее А. Камю) и резкая оценка Ницше надежды как «худшего из зол», ибо она удлиняет мучения людей, не бросающих жизнь, несмотря на непрестанные бедствия. Ницше отвращает именно лишение индивидуума возможности проявить собственную волю, личного права человека. Поэтому Ницше видит в смертной казни больше оскорбительного, нежели в убийстве – здесь человек используется как средство для устрашения других. Ницше ставит диагноз современной культуре, ментальности, чувственности – «Вечное желание жить, нерешимость умереть – свидетельствует уже о дряхлости чувств» .ЗаключениеНа страницах представленной подлинно пророческой работы великий философ Ницше предрек будущий распад европейской цивилизованной духовности, «восстание масс» с последующим воцарением «грядущего хама», и нивелирование личности под флагом всеобщего равенства людей, и грандиозную борьбу за мировое господство, и тоталитаризм как следствие демократизации Европы. Неизбежность данных событий обсуловлена, прежде всего, «моралью рабов», над которой он призывал возвыситься всех достаточно умных и достойных людей, которые должны сделать шаг на ту сторону.«Нравственность, - пишет Ницше, - есть, ближайшим образом, средство предохранения общества от распадения». Прежде всего должна появиться система принуждения, заставляющая индивида согласовывать свои личные мнения и интересы с общественными. Успешнее всего этот механизм действует, если принуждение принимает анонимную форму обычая, когда общественный авторитет утверждается исподволь через систему воспитания и обучения. В таком случае лояльность может стать «второй натурой», демонстрироваться добровольно и даже приносить удовольствие. Нравственность становится внутренним свойством и средством самоконтроля человеком своего поведения по мере совершенствования общественного организма.Подобные рассуждения, казалось бы, должны наводить на мысль, что Ницше - сторонник утилитаризма. На самом деле его позиция не столь однозначна. Так, он говорит о «двойной предыстории» понятий добра и зла. развивая эту мысль в поздних сочинениях. В книге «По ту сторону добра и зла» он выдвигает учение о двух основных типах морали: «морали господ и морали рабов» [3, с.381]. Во всех развитых цивилизациях они смешаны, элементы той и другой можно обнаружить буквально в одном и том же человеке. Но различать их, считает Ницше, необходимо. В морали господ,или аристократической морали, «добро» и «зло» эквивалентны понятиям «благородный» и «презренный» и относятся не столько к поступкам людей, сколько к самим людям, эти поступки совершающим. В рабской же морали смысл основных этических категорий зависит от того, что полезно, что служит поддержанию порядка в обществе, отстаивающем интересы слабых в духовном и физическом отношении индивидов. Такие качества, как сострадание, добросердечность и скромность, рассматриваются как добродетели, в то же время свойства, которые обнаруживают сильные и независимые индивиды, считаются опасными, а потому «злыми».Ницше полагает, что идеал всеобщей, единой и абсолютной морали должен быть отброшен, так как он ведет жизнь к упадку, а человечество - к вырождению. Его место должна занять градация рангов, степеней различных типов морали. Пусть «стадо» остается приверженным своей системе ценностей, считает Ницше, при условии, что оно лишено права навязывать ее людям «высшего типа».Когда Ницше говорит о необходимости стать «по ту сторону добра и зла», это надо понимать как призыв к преодолению так называемой рабской морали, которая, с его точки зрения, ставит всех на одну доску, любить и охраняет посредственность, препятствует возвышению человеческого типа. Он не имеет в виду, как это иногда утверждают, полное безразличие к природе ценностей и упразднение всяких нравственных критериев. Подобное было бы самоубийственным для обычного человека. Только те, кто принадлежит к высшему типу, могут без ущерба для себя стать «по ту сторону» навязываемых обществом пониманий добра и зла, ибо эти индивиды сами являются носителями нравственного закона и не нуждаются ни в чьем попечительстве. Их свободное самоопределение, считает Ницше, - это единственный путь к более высокому уровню человеческого существования, к сверх-человеку (Ubermensch).Список использованной литературы:Великие мыслители Запада/Пер. с англ. В. Федорина.– М.: КРОН-Пресс,2009. – 720 с.Манн, Т. Философия Ницше в свете нашего опыта//Манн Т. Собр. соч. в 10 т. Т. 10.Статьи.– М.: Гослитиздат, 1961.– С.346-392.Ницше, Ф. Сочинения: в 2-х т.: пер. с нем./ Ф. Ницше. Т. 2. – М.: Мысль, 1990. – 830 с.Цвейг, С. Фридрих Ницше//Цвейг С. Собр. соч. в 6 т.: Т.6/Пер. с нем. – Тула: Гриф, 1994. – 520 с.Философия: Часть первая: История философии: Учеб. Пособие/Под ред. проф. В.И. Кириллова, проф. С.И. Попова, проф. А.Н. Чумакова.– 2-е изд., перераб. и доп.– М.: Юристъ, 2009. – 450 с.