Формирование образа Японии в российском общественном сознании в XVII - XX вв

В термине. «Восток» совмещался и мусульманский мир, и колыбели древнейшие цивилизации Египет и Индия, легендарная Серединная империя с многотысячелетней цивилизацией, монголов, превратившихся в абстрактный, но грозный символ Именно при Соловьеве и благодаря Соловьеву это образ пополнили и представлении о Японии, появление которой на мировой арене в достаточно сильной степени изменило представление русских о Востоке.В XIX в. Запад уже был достаточно открыт для России, оценён и опробован русской политической и философской мыслью, а познание Востока по сути находилось на этапе своего зарождения. Если в 1890 г. Соловьев издаёт заказную статью о Японии, где пишет, что Япония принадлежит к силам добра, противопоставляет положительную динамичность развития этого соседа статичном Китаю, то уже в скором времени он сам признает ошибочность собственных воззрений. События на международной арене вдохновляют его на создание стихотворения «Панмонголизм», которое является едва ли не самым известным в поэтическом наследии этого автора. В произведении содержатся следующие строки: «От вод малайских до Алтая Вожди с восточных островов У стен поникшею Китая Сбирали тьмы своих полков» — безусловно, под вождями с восточных островов здесь понимаются японцы.С этого произведения, Соловьев использует термин «панмонголизм» как конечное выражение антихристианской идеологии исключительно в отношении Японии. Необходимо понимать, что по началу идеи Соловьева воспринимались двояко, на публичных чтениях часть людей аплодировала, часть недоумевала, а еще часть и вовсе считала мыслителя сумасшедшим. Известен тот факт, что в 1900 г. после выступления Соловьева студенты Московского университета прислали ему письмо, содержание которого можно кратко изложить следующим образом: «сумасшедший Вы или нет?».Восприятие публики изменилось с началом русско- японской войны, когда общественное сознание напротив обратилось к идеям Соловьева. Популярный в то время справочник, изданный в 1904 г., содержал строки о том, что сегодня идея панмонголизма перестала быть идеей и все больше приобретает четы практической политики. Там признаётся, что та опасность, которую предвидел Соловьев становится все более реальной, а Япония смело выступает вперед и решительно берет на себя миссию возрождения и объединения народов Азии для будущей «мировой борьбы».После японо-китайской войны внимание Соловьева все больше обращается к Японии. Война убедила его в силе и агрессивности морского соседа Российской империи. Последняя работа Соловьёва «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» включала в себя все взгляды философа и стала его завещанием следующим поколения. Его прогнозы очень точно предсказывают реальный ход войны на Тихом океане четыре десятилетия спустя. В предисловии к этой работе он писал: «В теснейшем сближении и мирном сотрудничестве всех христианских народов и государств я вижу не только возможный, но и необходимый и нравственно обязательный путь спасения для христианского мира от поглощения низкими стихиями», к последним он относил и японскую угрозу.Соловьев видел серьезную угрозу в успешных японских завоеваниях: «Подражательные японцы, с удивительною быстротою и успешностью перенявши вещественные формы европейской культуры, усвоили также и некоторые европейские идеи низшего порядка Узнав из газет и из исторических учебников о существовании на Западе панэллинизма. пангерманизма, панславизма, панисламизма, они провозгласили великую идею панмонголизма, т. е. собрание воедино, под своим главенством, всех народов Восточной Азии с целью решительной борьбы против чужеземцев, т е. европейцев». Здесь мы видим, что автор видит в Японии угрозу не только для России, но и для всей Европы, т.е. для всех представителей европиоидной расы в мире. Безусловно, развитию его взглядов способствовала тельная японская внешняя политики и их действия в Китае. Идеи Соловьева оказали значительное влияние к на русскую политическую и философскую мысль, которые, в свою очередь, неразрывно связаны с литературой того времен, которую традиционно именуют Серебряным веком. Интенсивное влияние идей Соловьева прослеживается в творчестве центральных фигур двух поколений русского символизма и русской мысли и культуры начала века в целом: Валерий Яковлевич Брюсов и Андрей Белый. Последний и вовсе был близок к семье Соловьева, что отразилось на его интерпретации некоторых серьезных вопросов, в том числе и проблем «России и Востока» и «японского мифа».Также, произведения В.Брюсова содержат в себе отклики мифа о «желтой опасности», по сути они в некоторой степени представляют собой идеологическое оправдание русской экспансии на Тихом океане, но нельзя не заметить, что его империализм основан не столько на стремлении к конкретным политическим выводам, сколько на сакрально-географическом и геополитическом призвании России.Брюсов безапелляционно говорит о преимущественных, даже монопольных правах России на Дальний Восток. В своей переписке от 1903 г. он указывает: «Россия должна владычествовать на Дальнем Востоке. Великий Океан — наше озеро, и ради этого долганичто все Японии, будь их десяток! Будущее принадлежит нам.». Из чего мы видим, что Япония воспринимается как соперник за господство в определённых территориях, но соперник при этом нечестный и бесправный. Стоит отметить, что взгляды Брюсова имели такое влияние, что спустя несколько лет после написания вышеупомянутых строк он станет соратником такого идеолога русского империализма, как Б.П.Струве. Брюсов возглавлял журнал «Весы», который был призван сосредоточиться на культуре и искусстве, но при этом не мог оставаться абсолютно в стороне от политических событий того времени. Безусловно, журнал не мог демонстрировать вульгарное японофобство, но при этом его материалы содержали линию настороженного отношения к восточному соседу. В своем письме к Пероцвоу поэт писал: «Ах, война! Наше бездействие выводит меня из себя. Давно нам пора бомбардировать Токио. Надо бросить на произвол судьбы Артур и Владивосток – пусть берут их японцы. А мы взамен возьмем Токио, Хакодате, Йокогаму! [...] Я люблю японское искусство. Я с детства мечтаю увидеть эти причудливейшие японские храмы, музеи с вещами Кионаги, Оутомара, Йейши, Тойкуны, Хирошимы, Хокусаи и всех, всех их, так странно звучащих для арийского уха. Но пусть русские ядра дробят эти храмы, эти музеи и самих художников, если они там еще существуют. Пусть вся Япония обратится в мертвую Элладу, в руины лучшего и великого прошлого, — а я за варваров, я за гуннов, я за русских! [...] Россия должна владычествовать на Дальнем Востоке. Великий Океан — наше озеро, и ради этого “долга” ничто все Японии, будь их десяток! Будущее принадлежит нам, и что перед этим не то что всемирным, а космическим будущим — все Хокуса и Оутомара вместе взятые».Пожалуй, в этом видна вся двойственность рецепции Японии в русском обществе: она и манила своей экзотичностью, несла живописный образ, и воспринимался как злейший враг.Это прослеживается и во взглядах самого Брюсова, который в своём журнале издавал в том числе и достижения японского гравюрного искусства. Как деятель культуры поэт отделял художников от солдат.Благодаря таким действиям широкие круги русского образованного сословия смогли познакомиться с культурой и искусством Японии.Вообще стоит понимать, что русско-японская война закономерно вызвала интерес к морскому соседу России, при чем не тол ко в контексте противостояния, но и в вопросах ознакомления с японской литературой, историей и бытом. Как это ни парадоксально может звучать сегодня, война с Японией дала России и русскому обществу колоссальный культурный импульс в изучении и восприятии Японии И можно с полной уверенностью сказать, что не будь войны, не было бы такого интереса и внимания, и культура, история, искусство Японии оставались бы уделом узкого круга специалистов и знатоков-эстетов, как это было раньше Уже говорилось, что Грабарь, Добужинский и Щербатов познакомились и полюбили японскую гравюру (во Франции и в Германии) и стали пропагандировать ее еще до войны, но настоящая мода на нее пришла только во время кровопролитных сражений русско-японской войны.После поражения Российской империи в войне Япония уходит для Брюсова на второй план, поскольку японский вопрос теряет свою политическую актуальность. Тем не менее, поэт часто возвращается к этой проблематике в своих философских изысканиях, вспоминая о о Цусиме и Мукдене. Примерами этого могут служить стихотворения «Служителю муз», «Наш демон», «К моей стране». Япония редко возникает в публицистики Брюсова, уступая место турецкому вопросу. Темы Японии в своем творчестве касается и Андрей Белый, первое упоминание о восточной стране мы находим в программной статье «Апокалипсис в русской поэзии». Здесь переживания, связанные с войной, соседствуют с мифическими ужасами и символами встающего хаоса. В творчестве Белого миф о «желтой опасности», причем в его мифологизированном ключе, нашел обширное отражение, а сам литератор стал его ревностным адептом и яростным проповедником. Во время сражений русско-японской войны литератор писал: «фантасмагория, марево — вот что неизменно вырастает из соприкосновения двух противоположных начал мира Красный ужас борьбы, хохочущий на полях Маньчжурии, а также заголосивший между нами петух огня — все это внешний покров вселенской борьбы, в которой тонут раздвоенные глубины наших душ». Стоит понимать, что Белый непосредственно не видел боевых действий, его мнение формировалось под влиянием, при этом не только под воздействием Соловьева, но и под влиянием европейских авторов, например, Людовика Нодо. Наиболее яркое выражение своего мнения по восточному вопросу было произведено А. Белым в его романе «Петербург», главной темой которого является соотношение Запада, Востока и России. Весь роман проникнут символами «желтой опасности», достаточно вспомнить желтый цвет петербургских официальных зданий — и одновременно символ «желтой опасности». Восточные кошмары мучают главных героев романа, в которых развивается идея о поглощении мира темно нецивилизованной, но при этом очень агрессивной силой. По отношение к японским гостя в романе использовались определения принижающего, даже грубого характера, например, «желтые монгольские рожи» и.т.д. Одна из самых ярких и выразительных не только «японских», но и всех сцен произведения следует непосредственно за исключительно важным лирическим отступлением «Ты, Россия, как конь.». Герой книги мистик-террорист Александр Иванович Дудкин возвращайся домой через Сенатскую площадь и тут «раздался оглушающий, нечеловеческий рев: проблиставши огромным рефлектором невыносимо, мимо пронесся, пыхтя керосином, автомобиль — из-под арки к реке. Александр Иванович рассмотрел, как желтые монгольские рожи прорезали площадь.— Господи, что это?— Автомобиль: именитые японские гости.» Безусловно, в то время не могло быть и речи о японцах в Петербурге, автор использовал этот фрагмент как отсылку к важнейшим политическим событиями 1905 г. Япония и «желтая опасность» в целом непосредственно связаны с двумя главными, причем неотделимыми друг от друга темами романа — темой революции и темой провокации.Так миф о «желтой угрозе» отражался в творчестве мыслителей и литераторов рубежа веков. Стоит отметить, что распространённый и на Западе миф не стал там элементов элитарного искусства, высокой литературы и философии, а остался на уровне бульварной желтой прессы, т.е. был сюжетом массовой культуры. В России же рецепция Японии в отрицательном ключе вдохновляла выдающихся талантов того времени. ЗАКЛЮЧЕНИЕВ нашей работе были рассмотрены русско-японские отношения от первых контактов до окончания русско-японской войны в 1905 г., различные сведение о Японии, которые попадали в Россию опосредованным путем, их восприятие русской общественностью, первые контакты русских и потерпевших кораблекрушение японцев. В исследовании был проведен анализ кризиса двусторонних отношений рубежа XIX-ХХ вв., становления русской японистики как самостоятельной научной отрасли востоковедения. Также, нами был рассмотрен образ Японии в русском искусстве (литература, живопись) и общественной мысли. На основе проделанной работы можно сделать следующие выводы. Во-первых, мы можем выделить четыре канала проникновения сведений о Японии в Россию на начальном этапе: сведения, полученные через опосредованные каналы информации, преимущественно из европейских стран, информация от первых японцев, оказавшихся в России (жертв кораблекрушений у берегов Камчатки), объекты материальной культуры, попадавшие в Россию, сведение из записок первых русских путешественников. Первоначально в России Япония представлялась неким «золотым островом», такой образ сформировался за счет отрывочных и не всегда достоверных сведений, получаемых из печатных изданий европейских авторов. Это представление укрепилось и благодаря первым японцам, попавшим в Россию. С другой стороны, развивалось и представление о жестокости и коварности японцев по отношению к представителям отличной от их веры, что было следствием полученной от иезуитов информации. В России параллельно сосуществуют два образа Японии: страна с беспощадными и жестокими по отношению к христианам жителям и мифологизированная земля (Беловодье), легенда о которой родилась среди старообрядцев-путешественников, которые искали путь в Японию и стремились даже поселиться там. Это объяснялось небольшим количеством средств о Японии, под которой нередко понимали Индию, Китай и.т.д. Эти два мифа переживут определенную трансформацию, но будут влиять на образ Японии вплоть до ХХ в. Во-вторых, с течением истории, получением более или менее достоверных сведений ввиду появления в России японцев, Япония начинает рассматриваться как возможный торговый партнер и союзник. Однако, стоит учитывать, что Япония в то время остается закрытым для иностранцев государством, такое положение сохранится вплоть до Реставрации Мэйдзи во второй половине XIXв., поэтому реализация этих идей была очень призрачной. Неоднократно в Японию направлялись делегации с целью установить двусторонние торговые отношения, но не добивались своего. Члены таких миссий возвращались в Россию с ощущением экзотичности, загадочности восточной страны. Они же распространяли в обществе сведения о непонятной стране, с которой трудно работать. Такое мнение подтверждалось и предметами материальной японской культуры, которые попадали в Россию различными путями. Отмечалась необычность их исполнения, использование техник, непонятных русскому человеку – это усиливало мнения об экзотичности восточного морского соседа. Все больше становилось понятным культурное различие двух стран.В-третьих, на формирование образа Японии в русской общественности определенную роль сыграла парадигма противостояния европейской цивилизации азиатскому варварскому миру. Здесь мы наблюдаем типичное проявление позиций ориентализма, Россия при этом сильнее ощущала свою принадлежность к Западу, т.е. к европейскому миру. Японцы и в искусстве изображаются с традиционной прической, в кимоно и с длинной саблей в руке. Это вызвано дихотомической культурной моделью «свои – чужие», в рамках которой Япония относилась к «чужим». В-четвертых, во второй половине XIXв. и Россия, и Япония переживают ряд глубочайших преобразований во внутренней политики, что абсолютно меняет парадигму их взаимоотношений на международной арене. Островное государство наконец-то становится открытым ля иностранцев, что способствовало установлению дипломатических и торговых отношений между двумя соседними государствами. При этом длительное время русская общественность склонна была думать, что, открыв Японию политически, они все в ней увидели и поняли, историческая практика же показала ошибочность этого мнения. Политическую элиту Японии вполне устраивал образ своей страны как живописного края, пока там проводилась модернизация экономики и военных сил страны. Когдаже Япония заявила о себе на международной политической арене, стало понятным, что она имеет потенциал стать соперницей России на Тихом океане, а нее помощницей в реализации русской колониальной политике. В следствие этого возник миф о «желтой угрозе», который стал ответом на сброс Японией своей маски экзотичной и живописной страны. Несмотря на распространение вышеуказанного мифа на первом этапе русско-японской войны общество Российской Империи не принимало противника всерьез и было уверено в скорой победе. Японцы часто именовались «желтыми макаками», что было намеком на их варварство и не способность противостоять развитой цивилизации. Мнение о японцах изменилось с их первыми успехами в военных действиях, стало понятно, что восточный сосед – это сила, с которой придется считаться.В-пятых, в русском искусстве на рубеже XIX-ХХ вв. прослеживается влияние японских художественных традиций и образа Японии. Популярностью пользовался образ «живописной и поэтической Японии», стран гейш, самураев и сакуры, которые представлял собой не более чем эстетический идеал, мало отражавший подлинное отношение к этой стране. Такой образ в своем творчестве воплощали художники М.Волошин, И.Билибин, поэты К.Бальмонт и В.Хлебников. Этот образ ввел моду на японские предметы в интерьере: веера, гравюры, халаты и.т.д. Но с другой стороны в культуре активно развивался и миф о «желтой угрозе», причем он стал элементом элитарной культуры, к нему обращались выдающиеся деятели культуры и искусства. Аналогичный миф в европейской культуре смог стать только частью ее массового направления, в то время как в России он стал частью высокой культуры. Первым подобные идеи стал развивать мыслитель В.С.Соловьев, в своих трудах он противопоставлял Россию и Западу, и Востоку, и предрекал возможный захват агрессивной варварской силой, т.е. японцами. Аналогичные идеи мы находим и в романе А.Белого «Петербург». Распространению этого мифа способствовала и политическая обстановка, условия русско-японской войны. В.Брюсов, который признавался в интресе к восточному соседу, тем не менее стал ревностным адептом описываемого течения ввиду непростых дипломатических отношений двух государств. Таким образом, мы модем говорить о контакте двух культур, их взаимопроникновения и влияния. Ни одна культура не может существовать изолировано, поэтому даже неприятие чужого культурного кода, происходит только в результате его сравнения со своим, что становится фактом в духовной жизни общества, который оставляет определенные последствия. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫИсточникиБелый А. Петербург. М.:Азбука-Классика, 2018. 448 с.Бенуа А. Мои воспоминания. Т.1. М.: Наука, 1990. 744 с.Брюсов В.Я. –Волошину М.А. Ок. 10/23 февраля 1904 года // Литературное наследство. Валерий Брюсов и его корреспонденты. Т. 98. Кн. 2. М.: Наука, 1994. 635 с.Воронович Н.В. Русско-японская война. Воспоминания. Нью-Йорк, 1952 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://militera.lib.ru/memo/russian/voronovich_nn/index.html. (дата обращения 01.09.19Головнин В. М. Записки в плену у японцев. М.:Захаров, 2004. 464 с.Гончаров И. А. Фрегат «Паллада». Очерки путешествия в II томах. Л., 1986. 879 сДеникин А.И. Путь русского офицера. М.:Современник, 1991. 300 с.Дневники Святого Николая Японского. Саппоро. 1994. 800 с.Добужинский М. В. Воспоминания. М., 1987. 164 с.Знаменский С. В поисках Японии: из истории русских географических открытий и мореходства в Тихом океане. Благовещенск, 1929. 189 с.Колпакчи Е. М., Невский Н. А. Начальный учебник японского разговорного языка. Л., 1933. 128 с.Конрад Н. И. Запад и Восток. М.: Наука, 1972. 520 с.Конрад Н. И. Япония. Народ и государство. Петроград:Наука и школа, 1923. 168 с.Космография 1670. Книга, глаголемая Космография, сиречь описание сего света земель и государств великих. СПб., 1878−1881. 449с. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://bookskeeper.ru/knigi/istoriya/37042-kosmografiya-1670-kniga-glagolemaya-kosmografiya-sirech-opisanie-sego-sveta-zemel-i-gosudarstv-velikih.html (дата обращения 12.09.2019).Куприн А.И. Штабс-капитан Рыбников // Гранатовый браслет. Повести и рассказы. М.: Художественная литература, 1984. 335с.Куропаткин А.Н. Русско-японская война, 1904-1905: Итоги войны. 2-е изд. СПб.: Полигон, 2002. 525 сСношения России с Дальним Востоком на протяжении царствования Дома Романовых.Речь, произнесенная профессором Восточного Института Н.В. Кюнером 22 февраля 1913 г. по случаю трехсотлетия царствования Дома Романовых. Владивосток, 2015. 66 с. Розенберг О.О. Труды по буддизму. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. 295 с.Русско-японские дипломатические отношения (1850-1917 гг.): Кат. док.: (По материалам Арх. внеш. политики Рос. Империи) / Сост. Чихару Инаба. Токио.: Наука, 1997. 437 с.Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842 – 1925). / Под ред. Э.Д. Гримм. М.: Институт Востоковедения, 1927. 106 с.Спафарий Н. Г. Описание первые части вселенныя, именуемой Азией, в ней же состоит Китайское государство с прочими его городы и провинции. Казань, 1910. 271 с.Сребрянский М.В. Дневник полкового священника, служащего на Дальнем Востоке. М.: Отчий дом, 1996. 352 с.Хохлов Г.Т.Путешествие уральских казаков в "Беловодское царство / предисл. В. Г. Короленко. СПб.: Типо-лит. "Герольд", 1903. 112 сЯпонско-китайская война. 1894−1895. Пер. с нем., дополненный примечаниями и приложениями, сделанными по другим источникам. Составил Ген. Штаба капитан П. Симанский. СПб., 1896. 284 с.Исследовательская литература:Алпатов В. М. Изучение японского языка в России и СССР. М.: Наука, 1988. 189 с.Арутюнов С. А. Народы и культуры: (Развитие и взаимодействие). М.: Наука, 1989. 246 сАфанасьева Л. В. Россия и Япония: взаимодействие религиозных институтов // Вестник Орловского государственного университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. Орёл, 2013, № 4 (33). С. 187 – 189.Берг Л.С. Очерки истории русской географической науки (вплоть до 1923 года).  Л.: Изд-во АН СССР, Гос. тип. им. Евг. Соколовой, 1929. 152 с.Боголюбов А. М. Российская духовная миссия в Японии в конце XIX – начале XX века. Дис. на соиск. учен.степ. канд. ист. наук: 07. 00. 03 / Боголюбов Алексей Михайлович. СПб., 2003. 131 с.Бубнова В.Г. О японском искусстве // Светоч дружбы. Восточный альманах. №.14. М., 1986. С. 630−640.Воронова В.Г. Сергей Николаевич Китаев и его японская коллекция // Частное коллекционирование в России: материалы научной конференции «Випперовские чтения» 1994 г. №.27. С.160-165.Вотинов А.А. Японский шпионаж в русско-японскую войну 1904—1905 гг.  М.: Воениздат НКО СССР, 1939. 72 с.Бугаев Б.В. Формы искусства // Мир искусства. 1902. № 7-12. С. 350−356.Григорьева Т. П. Японская художественная традиция. М.: Наука, 1979. 367 с.Громковская Л.Л. Из истории культурных взаимосвязей Японии и Европы // Народы Азии и Африки. 1969. № 3. С. 88-91.Иванова Г.Д. Русские в Японии в XIX — начале XX века. М.:Наука, 1993. 170 с.Икута Митико. Образ Японии в России в период Эдо (XVII-XIX вв.) // Известия Восточного института Дальневосточного государственного университета: журнал. 2005. № 9. С. 107-127.История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года / Отв. ред. Г.Ф.Ким, П.М.Шастистко. М.:Наука, 1997. 539 с.История Японии / Под ред. А. Е. Жукова. М.: Институт востоковедения РАН, 1998.  Т. 1. С древнейших времён до 1968 г. 659 с.Кожевников В.В. Российско-японские отношения в XVIII-XIX вв.  Влдв.: Изд-во Дальневосточного университета, 1997.  112 с.Коньшина Н.Д. Влияние японской культуры на литературу и живопись России конца XIX – XX веков. Дисс. на соиск. уч. ст. канд.культ.: 24. 00. 01 / Коньшина Наталья Дмитриевна. Саратов, 2006. 201 с.Кутаков Л.Н. Портсмутский мирный договор (Из истории отношений Японии с Россией и СССР. 1905 – 1945 гг.) / Л.Н. Кутаков. М.: Соцэкгиз, 1961. 292 с.Кутаков Л.И. Россия и Япония. М.:Наука, 1988. 384 с.Маркарьян С.Б. Эволюция взаимовосприятия в отношениях Японии и Запада // Япония: Ежегодник. 1996-1997. М.:Наука, 1997. С.150-167.Международные отношения на Дальнем Востоке (1840-1949) [Текст] / Авт.: д-р экон. наук Г. Н. Войтинский, д-р ист. наук А. Л. Гальперин, чл.-кор. Акад. наук СССР А. А. Губер [и др.] ; Под общ. ред. чл.-кор. Акад. наук СССР Е. М. Жукова ; Акад. наук СССР. Ин-т востоковедения. - 2-е изд., испр. и доп. М.: Госполитздат, 1956. 784 с.Мещеряков А.Н. Книга японских обыкновений. М.: Наталис, 1999. 399с.Мещеряков А.Н. Японская и русская классическая литература: черновики несгоревших рукописей // 100 лет русской культуры в Японии. М.: Наука, 1989.С 136-147.Мещеряков А.Н. Японский император и русский царь. М.: Наталис, 2004. 253 с.Молодяков В.Э. Россия и Япония: рельсы гудят. Железнодорожный узел российско-японских отношений (1891–1945). М.: Астрель, 2006. 448 с.Молодяков В.Э. Образ Японии в Европе и России второй половины XIX – начала XX в. М.: ИВ РАН, 1996. 182 с.Накамура С. Японцы и русские. Из истории контактов / Общая редакция д-ра ист. наук Б. Г. Сапожникова.  М.: Прогресс, 1983. 304 с.Нарочницкий А.Л. К истории внешней политики России на Дальнем Востоке в XIX в. // Вопросы истории. 1974. № 6. С.25-34.Николаева Н.С. Японские мотивы в русском модерне // Вопросы искусствоведения,1994. №.2-3. С. 320-341.Петров Д.В. Мир и Япония: стереотипы восприятия // Знакомьтесь—Япония. № 5. 1994. С. 46-52.Петров Д.В. Япония в мировой политике. М.: Международные отношения, 1973. 295 с.Плотников А. Ю. Русская дальневосточная граница в XVIII – первой половине XX века: Двести пятьдесят лет движения России на Восток. М.: КомКнига, 2007. 240 с.Позднеев Д.М. Первые сношения с Россией в жизни Северной Японии Иокохама : тип. Ж. Глюк, 1909. 307 с.Попов К.М. Япония. Очерки развития национальной культуры географической мысли. М.: Мысль, 1964. 640 с.Российско-японские отношения в формате параллельной истории / Под общ. ред. акад. А. В. Торкунова и проф. М. Иокибэ; [науч. ред.: проф. Д. В. Стрельцов и доц. С. В. Гришачёв].  М. : МГИМО-Университет, 2015. 1024 с.Саблина Э.Б. 150 лет Православия в Японии. История Японской Православной Церкви и ее основатель Святитель Николай. М.: АИРО - XXI; СПб.: Дмитрий Буланин, 2006. 528 с.Сенченко И. А. История Сахалина и Курильских островов: к проблеме русско-японских отношений в XVII—XX веках. М.: Экслибрис-Пресс, 2005. 1003 с.Серова С.Л. Театральная культура Серебряного века в России и художественная традиция Востока (Китай, Япония, Индия). М.: Наука, 1989.198 с.Смирнов И.С. «Все видеть, все понять...»: Восток и Запад в поэзии Максимилиана Волошина // Восток-Запад. Исследования. Переводы. Публикации. Вып. 2. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1985. С. 170-172.Сорокин А. И. Оборона Порт-Артура. Русско-японская война 1904—1905. М.: Воениздат, 1952. 272 с.Суханова Н. А. Цветущая ветка сакуры. История Православной Церкви в Японии. М.: Изд-во храма святой мученицы Татианы, 2003. 96 с.Толстогузов С. А. Сёгунат Токугава в первой половине XIX века и реформы годов Тэмпо. М., 1999. 181 с.Файнберг Э. Я. Русско-японские отношения в 1697—1875 гг.  М.: Издательство восточной литературы, 1960. 312 с. Черевко К. Е. Зарождение русско-японских отношений XVII-XIX века.  М.: Наука, 1999.  256 с.ПРИЛОЖЕНИЯИллюстрация 1. Портрет Кодаю Дайкокую. Коллекция Геттингенского университета.Иллюстрация 2. Изображение японских солдат на страницах первой русской книги о Японии – «Описание Японии».Подношение капитана японского судна Кодаю Дайкокуя императрице Екатерине II. Коллекция Кунсткамеры.Кустодиев Б.М. «Японская кукла», 1908. Коллекция Государственной Третьяковской галереи. Билибин И.Я.Иллюстрации к «Сказке о царе Салтане».